Если я нашёл себе занятие - пока оно не кончится, всё остальное идет побоку. Если этим занятием случайно стали вы, можете забыть про все свои планы.
Мне понравился этот пост. Возможно еще и потому, что за него я отхватил несколько комплиментов, которые согрели душу. Ну, и что уж лукавить, моё самомнение. Поэтому пусть он хранится тут.
Да, это мир Гарри Поттера. Да, это Хогвартс.Тяжелое небо желало обрушиться. Оно так низко нависло, что казалось, протяни руку, и пальцы смогут дотронуться до сизых неприятных облаков, подгоняемых там, наверху, ужасающим ветром – они наперегонки, то ли заглатывая друг друга, то ли подминая под себя, мчались вперед с такой скоростью, что внизу у наблюдающего захватывало дух. Плотной массой, накатывая без сожалений и горя, будто пытаясь придавить – или растворить в себе, поглотить без остатка, заставить исчезнуть и – превратиться в темно-серое, с белёсым отливом, подобное им, ничто. Рен поежился, внезапно осознав, что замерз. Он вновь поднял взгляд на небо и порадовался тому, что из пасмурных небесных прессов не льют ледяные потоки. Погода и без того была сырой и холодной, что вовсе не добавляло ей привлекательности. Выудив из глубин мантии палочку, парень почти беззвучно прошептал: «Фоверус». И почти сразу почувствовал себя лучше, перестав дрожать. И о чем он думал, догадавшись наложить согревающее заклинание только сейчас? Недовольно качнув головой, он покосился в сторону ворот, приоткрытые дверцы которых никак не хотели выпускать из тепла ту, что, уже нетерпеливо постукивая пальцами по сгибам локтей, он ждал. «Вот же капуша. Она решила перерывать всю библиотеку в поисках энциклопедий трав?» - юноша про себя фыркнул и, в который раз, увел взгляд на простирающие просторы – унылые, темные. Ни примятая почерневшая от холодов трава, ни полуголые деревца, с пожелтевшими и на концах скукожившимися сухими листьями, ни чудовищно жестокое небо не радовали его глаза. Завораживали – да, своей пугающей необъятной красотой, но радости и восторга тоскующей по теплу душе не приносили. Встряхнув головой, отбрасывая с лица непослушные волосы, что надувал порывистый ветер, заставляя колкие кончики лезть в глаза, юный Шеферт задумался и даже ненадолго погрузился в себя. И все его размышления витали вокруг травологии, ненавистного травника и валерианы, которую ему хотелось притащить в конце пары на преподавательский стол – не взирая ни на что. О, при мысли о профессоре Куке парень заметно поморщился. Как можно быть настолько… «Ужасным подонком!» - он искренне возмущался, всеми фибрами души проклиная этого человека. С его уст, благо, что не вслух, то и дело слетали различного рода крепкие ругательства, поминая и прожорливых мантикрабов, и беспощадных фестралов, и злющих книззлов (которые ему временами напоминали самого профессора; тот был таким же ядовитым, безжалостным, а уж его язык был куда опаснее присущих этим животным когтей). Рен в упор не видел причины, за которую так можно его недолюбливать. Но отвечая полной взаимностью, он старался не разочаровывать Бенджамина, каждый раз соревнуясь с собственной изощренностью и выдумывая новые поводы для придир. И со временем это вошло в привычку – демонстрировать полное отсутствие интереса к предмету и прятать знания под завалами глупых и, порой, неуместных, ляпов в освоенном материале. Назло себе, назло ему, непонятно зачем и непонятно для чего. Но получая раз за разом мрачное удовлетворение, кормившее его мальчишеское Эго похлеще самозабвенных комплиментов от поклонниц. Однако, не желая «радовать» профессора, Шеферт был готов продемонстрировать свой ум другим – и подарить себе и им маленькую победу над побежденным предметом. Осознание собственной силы ума, о котором травник не то, что не слыхивал, но и не подозревал о его возможных зачатках, невероятно льстило. Хотя бы потому, что в этом он его обыграл. Если бы одновременно с тем это его еще и не злило! Но нет, вместе с хваленой радостью он ощущал внутри себя горчащий привкус сожаления и детской обиды. Потому что это было нечестно. Это могло быть совершенно иначе. Если бы он не был собой, а профессор… а профессор не был бы рычащим книззлом. Глубоко вздохнув, Рен в очередной раз уставился взглядом на проход в замок. Он мог бы не ждать ее, притянуть к себе заклинанием свой небольшой, зато испещренный фотографиями сборник основных трав и растений. Посмотреть на эту (Мерлин сохрани непричастную) валериану и вернуться в огород ее добывать. Нет, если бы на дворе не стояла осень, если бы это (дай ему терпение домашнего эльфа, дабы не взорваться) чудное растение не отцвело, осыпая землю ароматными лепестками, он бы нашел это чудовищное нечто по запаху! Вслепую. Наощупь. А сейчас ему приходилось послушно ожидать покинутую девчушку за неимением лучшего. Добывать решение к поставленной задаче без нее было абсолютно бессмысленным поступком. Поэтому он упорно ждал, правда, уже начиная немного нервничать – а вдруг она не придет? Вдруг она в этой библиотеке заснет? Нет, он не мог и допустить мысли о том, что девушка могла обойтись без него. И когда та, наконец-то, выплыла из замка на просторы природы, берущие свое уже от порога, он рванул к ней, мгновенно перехватывая и не скрывая ни своего возмущения, ни презрения ее медлительности. Это же надо было тратить время на то, чтобы потеплее одеться! - Возможно, нам нужны вовсе не корни. Речь же шла о самом растении, - возразил парень, подхватывая свою спутницу под локоть и поторапливая следовать за собой. – Но зная профессора Кука, он может придраться ко всему, поэтому во избежание столь очевидных проблем мы принесем ему и то и другое. И уже тише, пробормотав куда-то себе под нос, явно не адресуя слов девушке, произнес: - Лишь бы получилось ее не изломать на куски. Он на секунду прикрыл глаза. Он не злился, ни в коем случае. Он не был раздражен, даже не шел ни в какое сравнение с холеной совой, что могла полчаса долбить клювом в окно, возвещая о прибытии и желая вручить письмо, а потом еще полчаса ожидая оплаты. Он был всего лишь, самую чуточку на взводе. Потому что возиться в земле и выкапывать корни придется ему самому. Отдать это дело напарнице было ниже его достоинства. И на лесника он не надеялся. Ни капли. - И часто ли ты заставала лесника в хижине? – слова, на удивление, прозвучали по-дружески – настолько, насколько это было возможно от безучастного и незаинтересованного в этой самой дружбе юнца, пусть даже временной, по случаю сложившегося тандема. – И вообще ты читала об уходе за этим растением? Если я правильно помню, сейчас оно покоится под землей, недавно засеянное. Резко остановившись, Рен нахмурился, и его губы мгновенно преобразились, складываясь в тонкую линию. «Когда эту вонючую дрянь выкапывают? Летом и по весне? Летом ее точно сажают! И поздней зимой тоже. Погоди-ка… поздней?» - Ты взяла с собой… А, нарла в горло, Акцио, «Энциклопедия «Популярные растения для предмета зельеварения», - шустро вооружившись палочкой, Шеферт, не полагаясь на спутницу, решил самостоятельно изучить навязанное ему преподавателем растение. – Если нам повезет, валериана всё еще будет в земле. Если не повезет, то уже в виде ингредиентов у зельевара в кабинете. И в последнем случае нам придется воровать, потому что выпросить у жмота монету будет проще, чем тот же корешок валерианы у профессора. Он усмехнулся. Впереди уже замаячила хижина лесника. Под свинцовым небом, туго затянутого облаками, на фоне Запретного леса, что сумрачной тенью высился неподалеку, эта избушка представлялась сказочным пристанищем для тех, кто осмелился бросить вызов, казалось, самой судьбе – демонам грозной чащобы, таящимся за каждым высоким стволом ловушкам и, непременно, злобной ведьме, поджидающей их на пороге, чтобы угостить гостей последним в их жизни обедом. Рядом зашелестело, и Рен, обернувшись, поймал в свои руки книгу, призванную заклинанием; пробежался по оглавлению и, обнаружив требуемое, раскрыл страницу. Его глаза упали на изображение – валериана улыбалась ему сотней, похожих на цветы сирени, соцветий. Длинный ствол, листья преимущественно у земли. И лишь шапка цветков, расположенных в метелках на концах стеблей ее украшали. Но украшали, надо было признать, ярко и нежно. Юноша пробежал глазами по строчкам описания, вздохнул и, захлопнув том, убрал его в сумку. - Вероятно, найти корни нам еще будет под силу, а вот сам цветок – сомневаюсь, - и он заворчал в полголоса о том, что «этот неповторимый в своей вредности профессор» продумал всё, чтобы оставить для себя лазейку и влепить нерадивому глупцу тот самый излюбленный и прибереженный именно для него тролль. А они тем временем достигли цели – и вот, отчаянно поскрипывая зубами от смущающей злости, парень ухватился за вершину забора и, как последний идиот этого света, принялся подтягиваться в попытках преодолеть преграду. Да, он видел дверь. А также видел, что она закрыта. А, заглянув по пути в окно, убедился, что лесник отсутствует – наверняка бродит где-нибудь у опушки леса, или, углубившись в чащу, выискивает какие-нибудь особые травы по просьбе зерьевара Хогвартса. Впрочем, любой домысел мог так и не найти правды. А вот баловаться «Алохоморой» и оставлять следы не хотелось. - Тебе помочь, или ты меня здесь подождешь? – оседлав забор, Шеферт сверху посмотрел на свою спутницу и посоветовал, не дожидаясь ответа, - лучше не лезь. Раз – и он спрыгнул по ту сторону ограды. Два – и шагнул вдоль грядок, внимательно всматриваясь в то, что на них росло или прорастало. Три – а он всё бродил и бродил, но не видел того, чем его кормили на изображении. - Эй, - оглянувшись через плечо, обратился Рен к девушке, - поищи лопату или что-то вроде. Мне придется копать. Присев на корточки, подросток рассматривал обнаруженное им чудо – усилия оправдались, и он смог натолкнуться взглядом на то, что так кропотливо искал. С губ сорвался вздох облегчения, и миру явилась улыбка – чистая, светлая. Пальцы руки скользнули по небольшому отростку, единственному, проросшему так высоко и уже раскрывшему первые листья, пока еще совсем мелкие, зато очень насыщенные цветом – солнечно-зеленые, будто воспоминание о лете. Жаль было трогать такую красоту руками, но что ему еще оставалось? Он оглянулся. Обрезать вот этот вот голый стебель, в три погибели склонившийся к земле, без единого листика, без искры жизни, пусть даже самой тусклой, - мертвый? Или может подобрать пару-тройку из палой листвы, скрючившихся на мерзлой земле, не менее безжизненных остатков некогда прекрасной листвы? Нет. Придется выкапывать именно его – островок, хранивший в себе теплый свет лучей летнего диска. А еще – корни. И подхватив лопату, коей его снабдили, парень принялся уродовать твердую землю, покрываясь бисеринками пота, разбрасываясь сквозь зубы ругательствами, выдыхаясь, но продолжая рыхлить и пытаться дотянуться до корней растения, уже не содержащих в себе ни кната полезных свойств, зато являясь тем, что им сейчас нужно. И представляя собой то, чем оно и должно быть – корнями валерианы, какими бы они сейчас не были. В конец взъярившись, Рен отбросил лопату в сторону и на ватных ногах поднялся – ныли они нещадно от продолжительного пребывания в неудобной позе. Смахнув капельки влаги со лба, он запрокинул голову к небу – в небесной выси ничего не изменилось, но ему показалось, что так будет недолго. Небо хмурится, и оно готово разрыдаться, а может – всего лишь всплакнуть, пожалев тех, кто уже насладился сезоном дождей сполна. - Считаю, - бросил Рен, и голос его прозвучал сухо и очень властно – он бы сейчас не стерпел насмешек, - что если мы принесем ему росток и хотя бы часть… этого безобразия – корней, то перевыполним задание. В конце концов, - голос его слегка повысился и в нем заиграли яростные нотки, - это валериана, мордред ее дери, ему не к чему будет придраться! Он просил цветок, он его получит. А уж об изысках он не заикался, пусть берет то, что дают. И в последний раз наклонившись к земле, юноша бережно подхватил в руки осторожно выкопанный росток, а вместе с ним – беспардонно – выуженный на свет божий, корень, а точнее его часть, погибающего растения. Наклоняться за лопатой было уже выше его сил, поэтому спихнув добычу в руки той, кто преподнесет щедрый подарок Куку – а росток таковым и являлся, и он снова наговорит профессору гадостей, если тот по достоинству не оценит его, пожадничав превосходной оценкой леди с Райвенкло, притянул орудие пыток при помощи заклинания. - Всё, к черту отсюда в замок, - он кое-как снова перелез через высокий забор, применил к себе очищающие чары и, хмуро напомнив о насущном, зашагал к главным воротам Хогвартса, - я всё это время гулял у озера, или пытался помешать тебе. Или бегал вокруг дерева за воображаемыми крякозябрами – милость твоей фантазии, если вдруг профессор соизволит поинтересоваться, чем же я всё это время занимался. А ворвавшись в класс, он подлетел к своей парте и просто упал на стол, пряча лицо в перекрещенных на его поверхности руках. Он сделал всё, для того, чтобы собой гордиться. И всё для того, чтобы нагло насмехаться над тем, кто ему влепит очередной тролль за безделье.